По прошествии стольких лет стало ясно, насколько хитер был Стивен Кинг, который в 1980-ых объявил Клайва Баркера своим «наследником». Уже тогда «королю ужасов» должно было быть ясно, что в коммерческом плане Баркер никогда за ним не угонится и не сможет стать настоящим конкурентом, ведь в его книгах напрочь отсутствуют те компоненты, которые делают отдельные образцы хоррора международными бестселлерами. В любом таком хорроре неизбежна социальная компонента, ведь все эти пугалки и страшилки для того, чтобы по-настоящему продирало, должны быть отражением реальных страхов читателя, которые, чаще всего, имеют именно что общественную природу. Стивен Кинг никогда не забывал писать про злобные корпорации, бесчеловечность государства, злоупотребления чиновников, ужасы нужды и прочее, прочее, прочее. С другой стороны, мы не сможем сопереживать недостаточно правдоподобным персонажам. Лучший герой для хоррора – это давно знакомый сосед со всеми его простыми проблемами и понятными привычками. Именно таких героев мы и обнаруживаем в опусах Стивена Кинга. К тому же, несмотря на то, что ужасное в хорроре должно быть, в общем-то, таинственным и загадочными, лучше всего, чтобы оно все-таки оказалось понятным. Более того, уязвимым, чтобы персонажи имели возможность с ним справиться. Вот потому у Стивена Кинга монстров и можно подорвать самым банальным динамитом. Нельзя сказать, что у Клайва Баркера такого не найдешь. Если прочитать все его произведения, что-нибудь да наскребется. Но социальные проблемы его явно никогда не занимали, в персонажах, чаще всего, ходят личности уникальные, экзотичные, порой психологически неправдоподобные, а уж трансцендентного в живописуемых Баркером ужасах столько, что для иного и места не хватит. Баркер всегда брал причудливостью воображения, необычными построениями, парадоксальным сплавом сказки, оккультизма и натуралистических подробностей. Да, на заре карьеры он произвел эффект взрыва сверхновой, но эффект быстро прошел, и книги Баркера стали интересны достаточно небольшой группе читателей. Целевая аудитория у него явно поменьше, чем у мистера Кинга. Да и то, что стало творится с его творчеством в нулевых не пошло на пользу ситуации. Оборванные циклы, длинные паузы между книгами, падение качества самих текстов – Баркер, увы, перегорел. Не будем пытаться докопаться до того, что стало причиной кризиса. Он просто случился. Вот и вышло, что на сегодняшний день (2024-ый год) самым известным текстом Клайва Баркера так и остался «Восставший из ада» 1986-ого года выделки.

Возможно, сам Клайв Баркер желавший славы и признания (как и любой амбициозный писатель, а в том, что он был в молодости амбициозен, сомнений нет) получил вовсе не то, чего желал, и просто не справился. Но не думайте, пожалуйста, что автор этих строк проводит параллели между творческой биографией автора «Восставшего из ада» и судьбой персонажей «Восставшего из ада». Тут ситуация все-таки иная, если про нее и писать, то совсем другую историю.

Выше говорилось, что в «Спящих» необычная эпидемия. Итак, люди неожиданно стали впадать в летаргию. Персонажи книги по-разному реагируют на угрозу: кто-то сразу впадает в панику, кто-то воспринимает ее, как что-то несущественное, а кто-то кидается помогать пострадавшим. Молоденькая студентка с однокурсником, пожилой профессор биологии, молодая семья с только что родившимся ребенком, этакий выживальщик-вдовец с двумя дочками, врач-инфекционист из Лос-Анджелеса – их-то глазами мы и смотрим на происходящее. А еще в сюжете есть спящая беременная (еще одна студентка), читателю предстоит следить за всем, что происходит в ее утробе. Вокруг них и другие персонажи, кто-то мелькнет на заднем плане, кто-то так и не появится собственной персоной на страницах книги. Никто не застрахован он заражения, постепенно ряды персонажей редеют, вот только тут не погибают, а погружаются в беспробудный сон. Карен Томсон Уокер безжалостна к своим героям, но кому-то все-таки повезет, не заразится.

Идея, конечно, богатая, а особенности стиля прямо-таки предполагают более широкое освоение такого сюжета. Тут бы намешать сон с явью, размыть рамки действительности и прочее, прочее, прочее. На это есть только намеки, их даже не надо выискивать в закоулках текста, все проговорено так, что мимо не пройдешь. Автор прямолинейна, она просто описывает жизнь простых людей в минуты катастрофы. Ничего большего читатель и не должен ждать от «Спящих», чтобы не разочароваться где-нибудь в середине. В этом можно даже обнаружить большое достоинство: хороший автор как раз и отличается от плохого тем, что понимает потолок своих возможностей и не пытается прыгнуть выше головы. Но да, не гениально, просим прощения. Хотя все время кажется, что Карен Томсон Уокер способна на большее, но то ли боится, то ли редактор не велит.

Карен Томсон Уокер часто укоряют в том, что у нее безвольные герои. Мол, они такие не активные, ничего не пытаются сделать. Да, пафосных подвигов в «Спящих» никто не совершает. Да и нет тут места таким подвигам. Другое дело, что герои изо всех сил стараются остаться собой, вести привычный образ жизни, защитить близких. Перед нами обычные люди с обычными желаниями и обычными проблемами, и они делают все, чтобы так и остаться обычными в необычных обстоятельствах. Право слово, что может быть героичней? Хотя такой героизм и может показаться скучным.

Разумеется, как и в случае с «Локдауном» Питера Мэя, публика увидела в «Спящих» предсказание наступившей пандемии. Правда, публика увидела его даже в «Преступлении и наказании» Федора нашего Достоевского. (И это не шутка.) Конечно, данный обман зрения вполне объясним: тема эпидемий всегда занимала весомое место в культуре, а уж в условиях глобализации только ленивый не размышлял об этом. Потому вполне закономерно, что за последнее время вышло некоторое количество текстов про эпидемии выдуманные. И, в общем-то, этим опытного читателя не удивишь, особенно после бесконечных живописаний зомби-апокалипсиса. Удивить, пожалуй, можно только интонацией. И с этим у Карен Томсон Уокер все в порядке. Да, пожалуй, не хватает некоторой остроты, но ее мы оставим Стивену Кингу.

Анна Козлова пишет не только прозу, но еще и сценарии. В частности она сочинила сериал «Краткий курс семейной жизни» (режиссер: Валерия Гай Германика). Поэтому по-киношному закручивать все эти сюжетные линии автор умеет. Повествование рваное, с кучей флешбэков, роман из-за этого напоминает именно что сценарий. Вот монтажная склейка, вот — еще одна. Обрываем вот здесь на самом интригующем месте, перескакиваем к другой линии, главное, чтобы читателю было интересно, в чем тут главный замут. Остается только удивляться, что «Рюрика» так и не экранизировали. В общем, драйвово, динамично, читается быстро. С другой стороны в пользу киношности пожертвовали стилем. Написано слишком уж просто. Правда, автор периодически вворачивает какое-нибудь сильное сравнение или иной оборот. Приемчики эти в силу их эпизодичности запоминаются, это да. Но без некоторых можно было бы и обойтись из-за их нелепости на общем фоне.

Итак, главная героиня сбежала из интерната и заблудилась в сумрачном лесу, некая журналистка с неприкаянной судьбой ее ищет, некий раздолбай совершает глупость, подобрав героиню на трассе… И так далее. Все эти персонажи связаны невидимыми нитями авторского замысла. А форумы в Интернете тем временем кипят в разных режимах. И все-все-все демонстрируют просто феерическую глупость. Прямо-таки нечеловеческую. По мнению автора в мире, вообще, нет умных порядочных людей, одни прохвосты и идиоты. А чтобы мы это поняли, Анна Козлова не стесняется и обвиняет в этом и читателя. Ломает, понимаете ли, четвертую стену, обращается к читателю напрямую, оскорбляет его и поучает. Задав такой тон на первых же страницах, Анна Козлова ближе к середине все-таки сбавляет обороты, но ощущение какой-то непримиримой ненависти к людям не покидает текст.

Конечно, перед нами сатира, завернутая в упаковку триллера. А сатира не должна быть приятной. Она должна жечь нас, заставлять думать и о себе, и о других. Но, пожалуй, не стоит при этом кидаться оскорблениями. Потому что любое оскорбление по сути своей бессмысленно. Да, мы глупцы, глупость свойственна роду человеческому. Да, мы совершаем ошибки, невозможно прожить жизнь и не наломать дров. Всем это понятно, но Анна Козлова делает вид, что это ее персональное открытие, потому-то она беспрестанно тыкает в него читателей. Окунает нас с головой в щелочь. Ядренную такую щелочь. Возможно, предполагая, что мы получимся после этого очищенными, готовыми жить заново. Так вот – от щелочи можно только ожоги получить, а не вот это вот все. Сатира сатирой, а тонкость облагораживает, иначе получается что-то равное желчному посту на каком-нибудь социальном форуме в этих ваших интернетах.

Но – и это бесспорно – сюжет, если не брать все эти мистические блуждания по лесу, бодрый, захватывающий, читается лихо. Мистику, правда, можно принять за порождение затуманенного воображения героини. Но и здесь Козлова не оригинальна: Стивен Кинг в «Девочке, которая любила Тома Гордона» точно так же расставил акценты.

При чтении «Института» невольно возникает мысль, что Стивен Кинг решил сочинить свои «Очень странные дела». Мысль, безусловно, абсурдная, так как сериал братьев Даффер был во многом вдохновлен именно книгами Стивена Кинга. Если уж рассуждать в таком ключе, то правильней было бы сказать, что автор решил вернуться к корням, тряхнуть стариной, сдуть пыль со старых сюжетов. И вот тут-то мы приходим к одной из проблем «Института»: явная вторичность истории. Все это уже встречалось в творчестве мистера Кинга. Дети с экстрасенсорными способностями? Да, их есть у меня — от «Воспламеняющей» до «Безнадеги». Побег из очень плохого места? Этим Постоянного читателя точно не удивишь. Борьба с чем-то, что в разы превосходит силы протагониста? При желании это можно увидеть и в «Долгой прогулке», и в «Бегущем человеке», и в «Мобильнике»... Список можно продолжить. Для финала Стивен Кинг, вообще, припас один из своих самых любимых способов решения всех проблем: большой БАБАХ!. Но это, давайте будем честны, фишка не только одного отдельно взятого автора, но и всей американской массовой культуры, потому штамп штампом, но его уже можно назвать культурным кодом каким-то. В общем, «Институт» точно не сможет удивить Постоянного читателя. Но ругаться на это не стоит, следует просто принять правила игры. В конце концов, это очередной роман Стивена Кинга, сделанный им в привычной для него манере. «Институт» является всего лишь еще одним кирпичиком в том вторичном мире, который Стивен Кинг строит всю свою жизнь. Какого-то феноменального прорыва не случилось, но это же не означает, что роман плохой.

Вторая проблема «Института» посерьезней: от нее уже так просто не отмахнешься. И имя ей — рыхлость композиции. Пусть Люк Эллис и главный герой, но первые пятьдесят страниц (объем стартовой главы) читаешь вовсе не про него, а про некоего стопроцентно положительного американца средних лет (типичный хороший кинговский персонаж). Читать про него достаточно интересно, пусть ничего значимого за эти пятьдесят страниц и не происходит, сплошная экспозиция. А потом он исчезает из повествования на добрую его половину, а нужно это вступление только для того, чтобы у читателя не возникло впечатления, что ему подсунули очередной рояль в кустах (персонажа, который безоговорочно готов помогать главному герою, пусть тот и кажется слетевшим с катушек). И да, это ситуацию не решает: deus ex machina остается deus ex machina, как ты его не представляй читателю. Эх, если бы Стивену Кингу было достаточно только одного рояля, будет и еще.

Композиция хромает не только в этом отношении. История рассказывается (косвенным образом) с точки зрения нескольких героев. Конечно, чаще всего видишь происходящее глазами именно Люка Эллиса. Периодически подключаются и позиции иных персонажей. Во-первых, того самого положительного американца средних лет. Во-вторых, миссис Сигсби, она же главная злодейка (если ее можно таковой считать, все-таки Стивен Кинг уходит в данном случае от однозначного прочтения зла и ставит читателя в положение этического выбора в оценке поведения противников главного героя). В-третьих, еще кое-кого. Это дает возможность посмотреть на события с разных точек зрения. Будем считать плюсом. А минусом то, что делается это крайне неравномерно. Более того, кажется, что автору некоторые персонажи (например, та же Сигсби) просто надоедают, и он перестает вести их субъективную линию. Автор, безусловно, является хозяином своего текста и волен включать нужный ему угол зрения, когда захочется, или когда удобно. Но в данном случае получилось кривовато. Все-таки было бы интересно узнать, как все та же миссис Сигсби восприняла свой проигрыш, Стивен Кинг не удосуживается для этого заглянуть в ее голову, словно торопится добраться до финала самым коротким и удобным для себя способом. Результат: обеднение повествования.

Вообще, Стивен Кинг слишком уж часто в «Институте», скажем так, отворачивает в сторону камеру. Некоторые ключевые события даны либо скороговоркой или же и вовсе остаются за кадром. Да, они предельно жестоки. И эта жестокость особенно жестока (прошу прощения за тавтологию), так как ее объектом становятся дети. Вот один ребенок отрезает себе ножом ухо. Полнейшая жесть! Стивен Кинг уделяет этому всего пару предложений. А вот другого ребенка топят в баке с водой. До смерти. Чтобы потом вернуть к жизни. Кромешный ужас! Так вот, не переживайте, эту сцену нам и вовсе не опишут. Кто-то может сказать, что оно и к лучшему. И да, с этим, пожалуй, имеет смысл согласиться. Но раньше уважаемого писателя подобные нюансы как-то не смущали. И читаем мы его во многом из-за той бескомпромиссности, которая завораживала в ранних романах. Примеры таковой может привести любой Постоянный читатель. Лично мне первым делом на ум приходит сцена с наручниками в «Игре Джералда». Кто читал, поймет. И дело тут не в том, что сам Стивен Кинг с годами, наверное, стал сентиментальней и милостивей к читателям (это можно понять, все-таки возраст такой, к тому же известно, что по вполне понятным причинам после очередного инцидента со скулшутингом он изъял из продажи роман «Ярость»), включает самоцензуру и всякое в том же духе. Дело в том, что в данном случае местами ведь не стесняется же описывать всякие ужасы, происходящие с детками. Наверное, у автора в голове есть какая-то шкала жестокости. Мол, вот это можно описать. А вот это — нельзя. Вот только принципы этой шкалы не понятны. А результат один: повествование получается не только структурно кривоватым, но и эстетически.

Ко всему этому можно было бы добавить претензию, что персонажи «Института» недостаточно раскрыты. Но от нее надо отмахнуться. Это с точки зрения Постоянного читателя — недостаточно. Действительно, привыкаешь же к тому, насколько тщательно Стивен Кинг конструирует своих персонажей, в какой-то момент создается впечатление, что все о них знаешь. В «Институте» — наоборот, персонажи обрисованы лишь несколькими штрихами. Вот — очень умный мальчик, а вот — задиристый бунтарь, а вот — затюканный малыш, вот эта тетка — стерва без совести, а вот эта — садистка. И так далее. Но все равно это работает, в персонажах не путаешься, все вышли достаточно живыми.

В таком подходе к проработке действующих лиц есть что-то от сценария. И вот тут пришла пора поговорить о самом существенном плюсе «Института»: он получился просто до неприличия кинематографичным. Да, Стивен Кинг долго запрягает, экспозиция занимает примерно половину романа. А вот потом на читателя обрушивается абсолютный драйв. Один бежит, другие догоняют, третьи затаились и ждут. И все это дается с помощью параллельного монтажа эпизодов. Рассказ ведется то с одной точки зрения, то — с другой, то — с третьей. Читатель знает больше, чем герои, и это только усиливает напряженность. На вас вряд ли обрушится экзистенциальный ужас, которого всегда ожидаешь в романах Кинга, но от чтения вряд ли удастся оторваться, надо же выяснить, чем там все закончится, кто кого и как. В общем, отличный материал для современного сериала эпизодов так на восемь, где половина хронометража отводится расстановке фигур на доске, чтобы потом действие унеслось в стратосферу. Поэтому нет ничего удивительного, что сразу же после выхода книги были выкуплены права на нее, вроде бы готовится именно что мини-сериал. Понадеемся, что киношники избавятся от описанных выше проблем первоисточника и все улучшат.

«Институт» — роман политический. Да, мы понимаем, что тут про детей, опыты, всякую экстрасенсорику, но это не делает его основную идею поверхностной. Основной политический аспект, разумеется, не выражен в том, что автор ругает Дональда Трампа и превозносит Барака Обаму. Это так — мелочи, простим автору его мировоззренческие слабости, над ними можно разве что посмеяться. А вот основной идеологический вопрос, который ставит Стивен Кинг в «Институте», далек от сиюминутной повестки. Он, вообще, вечен. Мы знаем его, прежде всего, по Достоевскому, все эти рассуждения о слезинке ребенка, но в культуре он, конечно, всплывал и раньше. Должен ли отдельно взятый гражданин жертвовать собой ради своей страны? Или даже больше — ради человечества. Имеют ли право власть имущие отправлять на смерть людей, предполагая (исключительно только предполагая), что эта смерть будем всем на благо (кроме тех, конечно, кто умер)? В общем, оправдывает ли цель средства? Понятное дело, однозначно решить эти вопросы сложно, практически невозможно. В каждом конкретном случае надо учитывать достаточно много весьма неоднозначных входящих обстоятельств. И Стивен Кинг не спешит давать свой ответ. Точнее, он его дает, но чувствуется, что сам в нем сомневается. Потому что в романе речь идет не просто о выживании США, а о выживании всего нашего вида. При этом однозначно судить о реальной угрозе сложно, все построено исключительно на домыслах некоторых персонажей. Ну, думается, все уже стало понятно: детей мучают не просто так, а ради высокой цели, на самом деле дети тут герои. При этом происходящее ужасно: мучители заслуживают самой мучительной смерти. И кто тут прав, кто тут виноват? Автор стоит на стороне малых мира сего, молодых, нового поколения, у которого есть шанс перекроить мир. И, вообще, мир уже давно изменился, вот только власть предержащие этого не заметили. Но при этом вероятность того, что они правы, вполне себе значительна. Так что, Стивен Кинг не только развлекает, но и дает пишу для размышлений. И это опять же плюс данного романа. Увы, то, что казалось в 2019 году (именно тогда «Институт» был опубликован на английском) интересным таким упражнением для ума, всего через несколько лет стало гораздо актуальней. Читая сегодняшнюю новостную сводку, сложно отделаться от мысли, что Стивен Кинг что-то там почувствовал, уловил и выразил. Хотя это может быть исключительно моим личным обманом зрения.

«Институт» интересен еще и тем, что стал причиной некоего ожесточенного спора среди русскоязычных читателей Стивена Кинга. Точнее его причиной стала Галина Юзефович, которая принялась активно продвигать эту книгу как чуть ли не первое нормальное издание Кинга в наших палестинах. Мол, раньше Стивена Кинга позиционировали исключительно в качестве этакого Короля ужасов и публиковали исключительно под обложками с монстрами зубастыми, а теперь издатели, наконец, поняли, что работают с представителем большой литературы. Наверное, Галине Юзефович неизвестно, что еще в 2000-ом «Сердца в Атлантиде» были первоначально изданы в серии «Мастера. Современная проза», в которой издавались, например, Джулиан Барнс и Малькольм Брэдбери, а «Почти как «бьюик»» — в серии «Bestseller», в которой вы можете обнаружить книги Джона Фаулза и Йена Пирса. Так что, да — Стивена Кинга уже давно у нас в стране продвигают именно как практически современного классика. Помимо того, Галина Юзефович сообщила наивным своим читателям, что издатели впервые взяли для романа Стивена Кинга оригинальную обложку. Ну да, да, да, да, верно, такую штуку с «Под куполом» до этого не провернули. Изучение материала — это, конечно, не для глубокоуважаемого критика. Затем было много сказано, что вот, наконец, хоть какой-то роман Стивена Кинга вышел в хорошем переводе. Безусловно, Екатерина Доброхотова-Майкова — прекрасная переводчица, практически живой классик, и Екатерина Романова уже успела хорошо себя зарекомендовать, но говорить, что никто кроме них хорошо не переводил книги Стивена Кинга, — это, мягко скажем, погрешить против истины. Оценка перевода, вообще, дело очень даже субъективное. И да, в 1990-ых на русском было издано много просто ужасных переводов (порой вольных пересказов) Стивена Кинга. Но даже тогда случались прекрасные работы. В какой-то момент пришел Виктор Вебер и на долгие годы стал практически ведущим переводчиком всех новинок от Стивена Кинга. Переводы Виктора Вебера многие ругают, но назвать их непрофессиональными и чудовищными — это, знаете ли, перегнуть палку. В нулевых, вообще, была затеяна компания с заменой плохих (иногда немилосердно) переводов, на новые, без искажений, купюр и прочего. Все это делает просто смешным уверение, что «Институт» — первый добротно переведенный роман Стивена Кинга. Если это субъективщина, то не следует выдавать ее за объективное мнение критика. Если это пиар конкретного издания и переводчиц, то какой-то неловкий. Зато споров после этого случилось преизрядно.

Как нет идеальных переводов, так и нет, собственно, идеальных романов. Одним читателям что-то уж очень приходится по душе, а кому-то — и нет. Все, безусловно, упирается в конвенцию. «Институт» же, по-моему мнению, вышел середнячком со своим достоинствами и недостатками и точно не стал вехой в творчестве Стивена Кинга. Но прочитать его однозначно стоит, даже если вы не Постоянный читатель.

Идеальный читатель «Трех дней до небытия» должен быть не только внимательным, но и эрудированным. Тим Пауэрс запихнул в свою книжку, казалось бы, несочетаемые материи. Тут вам и история Израиля XX века, и еврейская мистика, и теория относительности, и эзотерика, и история голливудского кино, и бесконечные цитаты из классической поэзии, было бы недурно, если бы читатель до того, как открыть «Три дня до небытия», ознакомился бы с помянутой выше «Бурей». Отдельным удовольствием должна стать ловля аллюзий и отсылок, но в данном случае их так много, что порой приходится гуглить. При этом не все и нагуглишь. То есть очень круто, что сюжет книги привязан к Гармоническому сближению, вот только чтобы это оценить, надо быть в курсе про Гармоническое сближение, а это отличает далеко не каждого. Это опять же является и плюсом, и минусом романа. С одной стороны, любопытно почитать что-то вот такое вот нашпигованное кучей всякого интересного. А с другой – всего заметить невозможно, а некоторые вещи приходится принимать, как данность, предполагая, что они тут не случайно. Этой книге явно не помешал бы свод развернутых комментариев, но если что-то в русском издании и найдется, то в весьма скудном количестве. Какие-то вещи прокомментированы, какие-то нет, сноски даны крайне хаотично.

Все эти сложности удивительным образом компенсируются построением текста. Тим Пауэрс использует классическую трехактную структуру повествования, он даже делит свой роман на три части, соответствующие завязке, развитию конфликта и развязке. Написано, словно по учебнику, четенько, по линеечке. Более того, он называет части действиями, что отсылает к знаменитому правилу триединства из классической драматургии XVII-XIX веков. Соответственно: единство действия – все подчинено магистральному сюжету поиска и захвата артефакта; единство места – события развиваются в Лос-Анджелесе со всей его топонимикой, вероятно, жители этого города могут словить дополнительное удовольствие, так как имеют возможность четко представить маршрут передвижений персонажей; единство времени – все события умещаются в три дня (заголовок не врет), да, теоретики классицизма призывали ограничивать действие одними сутками, но тут нам все-таки не пьеса Корнеля. В данном случае «Буря» не случайно звучит отголоском в «Трех днях до небытия», так как является единственной пьесой Шекспира, при написании которой он придерживался этого самого правила триединства (чаще всего он, конечно, плевать на него хотел). Надо, конечно, отметить, что первое действие (экспозиция и завязка) получилось длинней остальных, но слишком уж много элементов автору надо было вывести на сцену. Не переживайте, экшна после двухсотой страницы будет предостаточно.

Вообще, «Три дня до небытия» написаны крайне кинематографично, хоть сейчас бери и снимай по ним мини-сериал (хотелось бы позвать режиссером Дэвида Линча, ему бы тут было бы где развернуться). События даются с точки зрения разных персонажей, напряжения в действии хоть отбавляй, тут вам и перестрелки и погони, саспенса Пауэрс тоже умеет нагнать. Персонажи очерчены рельефно, но не слишком глубоко, но для триллера с элементами боевика иного и не требуется. Финал тут предельно голливудский, хотя это как раз весьма закономерно, все-таки события тесно связаны в том числе и с историей кинематографа. Есть много чисто визуальных находок: особенно хороши в этом отношении невероятные младенцы и автострада времени (объяснений не предполагается, за подробностями в книгу). В некотором смысле все это также работает в качестве противовеса сложности текста, что опять же и хорошо, и плохо. С одной стороны, читателю легко все это представить и проникнуться чисто событийным рядом романа. С другой – местами вышло слишком предсказуемо.

Конечно, Тим Пауэрс, прежде всего, развлекает читателя, тут не стоит искать философских глубин. Хотя это не мешает сказать, что «Три дня до небытия» о соотношении детерминизма и случайности в нашей жизни, о том, какую высокую цену люди порой готовы платить за комфорт своего существования, о том, что не стоит вмешиваться в ход вещей, может выйти и боком. Ну, еще и о том, что алкоголизм – это плохо. Но подобные темы (что не касается пагубности алкоголизма) скорее типичны для фантастики про перемещения во времени (ага-ага, вот вам намек на природу артефакта, вокруг которого и закручен сюжет), новаторством и не пахнет. А вот то, что у Пауэрса в этом романе происходит сращивание науки с магией всякой, алхимией и эзотерикой, – это по-настоящему любопытно. Если без пиетета посмотреть на современную фундаментальную науку, то неминуемо возникнет ассоциация с античной натурфилософией. Право слово, сейчас ученые талдычат про Большой Взрыв, сингулярности всякие, относительность того, другого, третьего, про квантовую запутанность не забудем, вот только все эти вещи уж очень напоминают рассуждения про Логос и все остальное из наследия древних греков. Да, мы понимаем, что все это сейчас смотрится наивно и примитивно, тем более, что и мистики всякой там хватало, сложно отделить математические представления Пифагора от его эзотерических взглядов. Вот только стоит задуматься: а как будет выглядеть вся наша передовая наука в глазах людей, например, из XXX века? Возможно, для них она так же будет наивной и примитивной, да еще и замешанной на заблуждениях. К тому же еще неизвестно, что из называемого сейчас квазинаучным не окажется для наших потомков очевидными константами, без которых невозможно и представить описание реальности. Смотря на ситуацию с этой точки, читатель легко сможет принять тот факт, что для изобретения машины времени в реальности «Трех дней до небытия» нужны не только знания законов физики, но еще и алхимия с Каббалой. И вот тут точно можно сказать, данная тема у Пауэрса получилась эффектной и убедительной, той самой изюминкой, которая и выделяет один отдельный текст из великого множества других. Хотя – опять же – убежденных позитивистов может и оттолкнуть.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что «Три дня до небытия» получились противоречивой книгой. Есть сильные стороны, есть и слабые, причем разные читатели таковыми назовут разные аспекты. Единственным непротиворечивым моментом можно считать то, что все-таки автор не подвязал все линии: кое-где и кое о чем не хватает объяснений, есть и лишние элементы. Вот, например, диббук (куда уж без диббука, если в сюжете присутствуют иудейские мистики?). Да, он тут как бы не случаен, но при этом без него можно было бы легко обойтись. В итоге автор так и не понял, что с ним делать, и просто отправил в небытие. Хотя по сути диббук мог бы вмешаться в игру и радикально повлиять на общий расклад. Вот и получается, эту книгу всякому не посоветуешь, при всем при том в категорию «must read» не поместишь. Разве что, если человек хочет почитать что-нибудь необычное. Да уж, в этом отношении Тим Пауэрс сочинил весьма достойный опус, однозначно необычно вышло.

Завершить же хочется некоторым количеством нелицеприятных слов в адрес российских издателей «Трех дней до небытия». При чтении сразу же бросается в глаза крайне неряшливая работа с книгой. Впечатление такое, словно редактор в нее и не заглядывал. И давайте в этом отношении даже не будем обращать внимание на порой плохо сформулированные фразы и досадные опечатки, издания переводной литературы в 1990-ых нас закалили. Но вот, например, частенько два абзаца оказываются слитыми в один. Особенно это напрягает в диалогах. Порой с первого раза и не поймешь, кто и что говорит. Но еще сильней раздражает, что переводчик и не подумал разобраться со всякими мелочами. Например, возраст одного персонажа во второй главе скачет, как мартовский заяц. Сперва говорится, что он попал на фронт в двадцать лет. Потом мы узнаем, что это было сорок лет назад. В таком случае выходит, что ему должно быть шестьдесят. Но никак не может быть больше именно сорока, так как легко определяется время действия книги. Поймать этот момент сразу не получится, если ты не знаешь даты Гармонического сближения, а год действия романа прямым текстом указан гораздо позже. И это всего лишь один пример. Порой, вообще, возникает ощущение, что при переводе некоторые фразы были просто утеряны. Хотя оно может быть и ложным, тут уж читатель должен заморочиться и кинуться сравнивать с оригиналом, а не всякий по ряду причин станет этим заниматься. И это все особенно неприятно, учитывая, что текст-то, как отмечалось выше, далеко не самый простой. Все-таки Пауэрс (как и любой другой автор, конечно) не заслуживает такого отношения со стороны издателей. Да, не смотря на кучу премий и признание на родине, у нас он как-то не особенно и прижился, издано далеко не все, настоящей популярностью пользуются разве что только «Врата Анубиса». Частенько можно натолкнуться на объяснение этой ситуации в духе, что автор слишком сложно пишет, ориентируется на элитарную публику, тут вам не Стивен Кинг, да и переводить его сложно. Потому, конечно, радостно, что «Три дня до небытия» все-таки издали на русском. Но такое качество подготовки книги неминуемо отпугнет тех немногих, кому и остальные романы Тима Пауэрса могли бы быть интересны. К счастью, после «Трех дней до небытия» была издана еще и «Трилогия Сдвигов». И это, конечно, прямо-таки знаковое событие. Но о ней мы поговорим уже в другой раз.